От окраины к центру и обратно

Мои родители разбились в лепешку, чтобы переехать из Архангельска в Ближнее Подмосковье, пока я был еще маленьким ребенком. В результате мы с братом окончили 57-ю школу и мехмат МГУ. Что важнее, я успел поучиться математике в Москве во второй половине 80-х годов -- во времена, когда ее еще называли математической столицей мира. Говорили, что ни в одном другом городе нет такой концентрации хороших математиков, как в Москве.

В середине 90-х я уехал в аспирантуру в Гарвард, потом последовали постдоки в Принстоне, Париже и Бонне, с перерывами на Москву, Стокгольм и Институт Вейцмана. Мои попытки придумать что-нибудь, что (не только будет интересно мне, но и) заведомо получит высокую оценку в столицах не увенчались успехом, однако. Может быть, именно потому, что я чувствовал, что то, что я имею предложить, оценено не будет, -- а подать это в такой форме, чтобы это оценили, я не умел, -- я надолго перестал писать и публиковаться.

Когда основные мои результаты все-таки были записаны и обнародованы, ни Париж, ни Москва не признали их по-настоящему важными и интересными. Престижные журналы отвергли мои работы, и т.д. Тогда мне посчастливилось выйти на более провинциальных израильских и европейских алгебраистов, и, перестав появляться в Москве и Париже, я провожу теперь свое время между Хайфой, Прагой, Брно и Падуей.

Сюда меня действительно охотно приглашают и с удовольствием общаются, но вся эта ситуация выглядит очередным тупиком. Неудивительно, что талантливого, много работающего человека со столичным образованием привечают в провинции, где он бывает наездами. Но вот обосноваться, прижиться в провинции человеку из столиц может быть непросто.

К предыдущему

На самом деле, интересна здесь оппозиция между столичным и провинциальным не в географическом, а в математическом смысле. Я с детства учился алгебраической топологии, алгебраической теории чисел, теории представлений, дифференциальной и алгебраической геометрии и т.д. -- а научная работа моя тяготела к абстрактной алгебре.

Теперь, попав в мир настоящих алгебраистов -- я, как это бывает в науках, обнаруживаю, что труднее всего осознаются не математические в собственном смысле, и не математически-эстетические, а социальные аспекты, связанные с целеполаганием. К чему стремится в своей профессиональной жизни московский алгебраический геометр, я примерно себе представляю. Про пражского алгебраиста мне труднее это понять.

Впечатление, между прочим, имеет место такое, что среди европейских алгебраистов немало людей, подобных мне -- у которых на лбу написана одна конкретная концепция, одно определение или комплект определений. Профессиональные судьбы их зависят, надо полагать, от того, насколько их концепция получает признание других математиков как естественная и важная.

Между тем, я не вижу перед собой примеров людей, которым не повезло в этом отношении -- хотя такие люди должны существовать, по логике вещей. Зато я вижу другие примеры, людей, которые ни с какой конкретной концепцией не ассоциируются, а пользуются разными техниками. Как все это вместе работает? На что тут можно надеяться? Чего можно и чего нельзя добиться?