Ллойд Джордж о начале Первой мировой войны
Jan. 8th, 2017 07:52 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
posichttps://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=372455979797603&id=100010996126459
"Обращаясь мысленно назад к событиям этих немногих дней, вспоминаешь как будто какой-то кошмар; после прочтения большей части литературы, посвященной вопросу о том, почему народы бросились в войну и на ком лежит ответственность за войну, у меня не остается ничего, кроме впечатления крайнего хаоса, всеобщего помешательства, слабости и безнадежности. Среди правителей и государственных деятелей, которые одни могли дать роковой приказ, вызвавший к жизни великие армии и бросившие их через границы, нет ни одного – это совершенно ясно, – кто хотел бы войны; во всяком случае не было речи о войне в европейском масштабе. Единственным исключением является, быть может, глупец Бертхольд, австрийский премьер, на которого следует возложить главную ответственность за большую часть того, что случилось. [* О том, что Бертхольд готов был в случае необходимости начать европейскую войну, чтобы осуществить свои цели, свидетельствует его послание австрийскому послу в Петербурге от 25 августа 194 г., в котором он дает следующие инструкции: «Когда Ваше превосходительство дойдет до этого пункта в Ваших переговорах с г. Сазоновым, это будет удобным случаем для того, чтобы указать в связи с Вашим заявлением о наших мотивах и намерениях, что мы – как Ваше превосходительство уже будет в состоянии точно разъяснить, – не ищем территориальных выгод и не имеем намерения нарушать суверенитет королевства [Сербии], но что, с другой стороны, мы готовы идти до крайнего предела в осуществлении наших требований и не остановимся даже перед возможностью европейских осложнений – прим. и курсив автора]». Что касается остальных, то перспектива войны их пугала. Меньше всего, можно сказать, хотел войны престарелый Франц Иосиф.
Хвастливый кайзер менее всего хотел европейской войны. Слабый и простоватый, но искренний русский царь также не хотел войны. В течение его царствования случайные проявления беспощадной свирепости против стачечников, евреев или революционеров, за которые его считали ответственным, не выражали с его стороны природной жестокости. Эти проявления всегда были вызваны внушением или подстрекательством, будь то со стороны правительства или со стороны членов царской семьи. Но на этот раз главный советник царя в правительстве, Сазонов, выказывал подлинный ужас перед перспективой большой войны, а в интимном кругу царской семьи даже Распутин предупреждал двор об угрозе династии, создающейся в случае, если Россия будет втянута в конфликт с ее могущественными соседями.
Правители и государственные деятели Австрии и Германии несомненно хотели небольшой войны против слабого соседа, с которым, если бы он остался один, можно было легко и быстро справиться. Эта война скоро закончилась бы, престиж Австрии был бы восстановлен проявлением ее несокрушимой мощи, а Германия еще раз показала бы себя несомненной госпожой Европы и бесспорным арбитром ее судеб. Но и эти правители и государственные деятели менее всего хотели, чтобы война, как степной пожар, распространилась по всему континенту. Те, кто руководил политикой центральных держав, знали лишь, что они должны выжечь «осиное гнездо», как они называли Сербию. Они никогда, казалось не считались с тем, что от малейшей искры мола загореться вся тогдашняя Европа.
[...]
Положение германского корабля, руководство которым во время кризиса имело наибольшее значение, осложнялось тем, что на капитанском мостике находился государь слабый, склонный во все вмешиваться, эгоист, ставивший свое «я» во главу угла, человек, который в критические моменты запугивал своих подчиненных и делал все по-своему. Кайзер никогда не считался с возможностью великой войны, когда давал указания, какого курса должна придерживаться германская дипломатия, и когда покидал Берлин для поездки в норвежские фьорды. Здесь, в условиях увеселительной прогулки, он зависел всецело в деле информации о ходе кризиса, разрешение которого находилось у него в руках, от какой-либо местной газетенки. [«…Мой флот крейсировал в норвежских фьордах, где я находился в обычной летней увеселительной поездке. В течение моего пребывания в Бальгольме я получал самые скудные сообщения из министерства иностранных дел и принужден был основываться главным образом на норвежских газетах, на основании которых у меня складывалось впечатление, что положение ухудшалось. Я несколько раз телеграфировал канцлеру и министерству иностранных дел, что я считал желательным вернуться домой, но меня каждый раз просили не прерывать моего путешествия… Когда после этого однако я узнал из норвежских газет – не из Берлина – об австрийском ультиматуме Сербии, и непосредственно вслед за тем о сербской ноте Австрии, я отправился назад без всякого дальнейшего промедления… – Мемуары б. кайзера Вильгельма 1878-1918, т. 2, англ. изд., стр. 241-242]. Когда он вернулся и понял, что он может быть втянут в великую европейскую войну, он явно ужаснулся перед такой перспективой, но у него не было сил взять назад свои прежние инструкции. Он боялся быть обвиненным в трусости перед лицом опасности. Так допустил он вовлечь себя в конфликт. Ему пришлось стать вождем в борьбе, к которой он не был подготовлен ни опытом, ни талантом, ни темпераментом.
Картину, которая представляется мне, когда я обращаюсь мыслью к событиям этих роковых дней, можно лучше всего сравнить с той, которую мы можем видеть в устье реки: река весело стремится к морю на большом протяжении без всякого представления о той участи, которая ждет ее в направлении, в котором текут ее воды, и вдруг невольно сталкивается с громадой океана, с морскими волнами; при столкновении возникает хаос и борьба течений.
Если бы я находился в числе присяжных суда, которому было бы поручено судить людей, которые руководили судьбами мира в этот момент, я вынес бы им скорее приговор в непредумышленном убийстве, чем осудил бы их за убийство из расчета. Краткое изложение того, что случилось, даст представление о хаосе, в котором действовали люди, не видевшие перед собой ясной цели.
Грей хотел, чтобы Россия и Австрия договорились между собой. Затем он предложил посредничество Германии в отношении Австрии, посредничество Франции в отношении России и посредничество России в отношении Сербии. С другой стороны, Германия предпочитала предоставить Австрии договориться с Сербией без чьего бы то ни было посредничества или вмешательства.
----------------------------------------------------
[Ллойд Джордж, Дэвид. Военные мемуары, том II, перевод с английского, 1934, Государственное социально-экономическое издательство, стр. 65-68]."
"Обращаясь мысленно назад к событиям этих немногих дней, вспоминаешь как будто какой-то кошмар; после прочтения большей части литературы, посвященной вопросу о том, почему народы бросились в войну и на ком лежит ответственность за войну, у меня не остается ничего, кроме впечатления крайнего хаоса, всеобщего помешательства, слабости и безнадежности. Среди правителей и государственных деятелей, которые одни могли дать роковой приказ, вызвавший к жизни великие армии и бросившие их через границы, нет ни одного – это совершенно ясно, – кто хотел бы войны; во всяком случае не было речи о войне в европейском масштабе. Единственным исключением является, быть может, глупец Бертхольд, австрийский премьер, на которого следует возложить главную ответственность за большую часть того, что случилось. [* О том, что Бертхольд готов был в случае необходимости начать европейскую войну, чтобы осуществить свои цели, свидетельствует его послание австрийскому послу в Петербурге от 25 августа 194 г., в котором он дает следующие инструкции: «Когда Ваше превосходительство дойдет до этого пункта в Ваших переговорах с г. Сазоновым, это будет удобным случаем для того, чтобы указать в связи с Вашим заявлением о наших мотивах и намерениях, что мы – как Ваше превосходительство уже будет в состоянии точно разъяснить, – не ищем территориальных выгод и не имеем намерения нарушать суверенитет королевства [Сербии], но что, с другой стороны, мы готовы идти до крайнего предела в осуществлении наших требований и не остановимся даже перед возможностью европейских осложнений – прим. и курсив автора]». Что касается остальных, то перспектива войны их пугала. Меньше всего, можно сказать, хотел войны престарелый Франц Иосиф.
Хвастливый кайзер менее всего хотел европейской войны. Слабый и простоватый, но искренний русский царь также не хотел войны. В течение его царствования случайные проявления беспощадной свирепости против стачечников, евреев или революционеров, за которые его считали ответственным, не выражали с его стороны природной жестокости. Эти проявления всегда были вызваны внушением или подстрекательством, будь то со стороны правительства или со стороны членов царской семьи. Но на этот раз главный советник царя в правительстве, Сазонов, выказывал подлинный ужас перед перспективой большой войны, а в интимном кругу царской семьи даже Распутин предупреждал двор об угрозе династии, создающейся в случае, если Россия будет втянута в конфликт с ее могущественными соседями.
Правители и государственные деятели Австрии и Германии несомненно хотели небольшой войны против слабого соседа, с которым, если бы он остался один, можно было легко и быстро справиться. Эта война скоро закончилась бы, престиж Австрии был бы восстановлен проявлением ее несокрушимой мощи, а Германия еще раз показала бы себя несомненной госпожой Европы и бесспорным арбитром ее судеб. Но и эти правители и государственные деятели менее всего хотели, чтобы война, как степной пожар, распространилась по всему континенту. Те, кто руководил политикой центральных держав, знали лишь, что они должны выжечь «осиное гнездо», как они называли Сербию. Они никогда, казалось не считались с тем, что от малейшей искры мола загореться вся тогдашняя Европа.
[...]
Положение германского корабля, руководство которым во время кризиса имело наибольшее значение, осложнялось тем, что на капитанском мостике находился государь слабый, склонный во все вмешиваться, эгоист, ставивший свое «я» во главу угла, человек, который в критические моменты запугивал своих подчиненных и делал все по-своему. Кайзер никогда не считался с возможностью великой войны, когда давал указания, какого курса должна придерживаться германская дипломатия, и когда покидал Берлин для поездки в норвежские фьорды. Здесь, в условиях увеселительной прогулки, он зависел всецело в деле информации о ходе кризиса, разрешение которого находилось у него в руках, от какой-либо местной газетенки. [«…Мой флот крейсировал в норвежских фьордах, где я находился в обычной летней увеселительной поездке. В течение моего пребывания в Бальгольме я получал самые скудные сообщения из министерства иностранных дел и принужден был основываться главным образом на норвежских газетах, на основании которых у меня складывалось впечатление, что положение ухудшалось. Я несколько раз телеграфировал канцлеру и министерству иностранных дел, что я считал желательным вернуться домой, но меня каждый раз просили не прерывать моего путешествия… Когда после этого однако я узнал из норвежских газет – не из Берлина – об австрийском ультиматуме Сербии, и непосредственно вслед за тем о сербской ноте Австрии, я отправился назад без всякого дальнейшего промедления… – Мемуары б. кайзера Вильгельма 1878-1918, т. 2, англ. изд., стр. 241-242]. Когда он вернулся и понял, что он может быть втянут в великую европейскую войну, он явно ужаснулся перед такой перспективой, но у него не было сил взять назад свои прежние инструкции. Он боялся быть обвиненным в трусости перед лицом опасности. Так допустил он вовлечь себя в конфликт. Ему пришлось стать вождем в борьбе, к которой он не был подготовлен ни опытом, ни талантом, ни темпераментом.
Картину, которая представляется мне, когда я обращаюсь мыслью к событиям этих роковых дней, можно лучше всего сравнить с той, которую мы можем видеть в устье реки: река весело стремится к морю на большом протяжении без всякого представления о той участи, которая ждет ее в направлении, в котором текут ее воды, и вдруг невольно сталкивается с громадой океана, с морскими волнами; при столкновении возникает хаос и борьба течений.
Если бы я находился в числе присяжных суда, которому было бы поручено судить людей, которые руководили судьбами мира в этот момент, я вынес бы им скорее приговор в непредумышленном убийстве, чем осудил бы их за убийство из расчета. Краткое изложение того, что случилось, даст представление о хаосе, в котором действовали люди, не видевшие перед собой ясной цели.
Грей хотел, чтобы Россия и Австрия договорились между собой. Затем он предложил посредничество Германии в отношении Австрии, посредничество Франции в отношении России и посредничество России в отношении Сербии. С другой стороны, Германия предпочитала предоставить Австрии договориться с Сербией без чьего бы то ни было посредничества или вмешательства.
----------------------------------------------------
[Ллойд Джордж, Дэвид. Военные мемуары, том II, перевод с английского, 1934, Государственное социально-экономическое издательство, стр. 65-68]."
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2017-01-08 06:33 pm (UTC)