Научный работник хочет получить самую престижную премию, или хотя бы стать профессором самого престижного университета. Это как шахматист хочет стать чемпионом мира. А работник киноискусства -- получить "Оскара" или что там у них.
В моих глазах, есть разница. Шахматы могут легитимно рассматриваться как спорт, и тогда честные победы в турнирах и чемпионатах становятся легитимными параметрами гамбургского счета. К наукам и искусствам это неприменимо. Даже если относиться к математике, как к спорту, высшими достижениями в ней будут доказательства трудных гипотез, а не престижные премии.
Мой папа мечтал не о звании д.ф.-м.н., а о доказательстве гипотезы Борсука. Гипотезу Борсука опровергли через несколько лет после его смерти. Я мечтал не о профессорской позиции, а о доказательстве рациональности рядов Гильберта кошулевых алгебр. Это была не какой-то знаменитости, а моя собственная гипотеза.
Конечно, я понимал профессию математика гораздо лучше моего папы. После нескольких лет безуспешных попыток, я сменил предмет мечтаний на другую задачу, потом на третью. Нет смысла тратить всю жизнь на попытки пробить головой стенку, которую суждено пробить кому-то другому совсем другими методами. Но общий принцип оставался неизменным. Меня интересовал гамбургский счет, а не карьерный.
Мне нужно есть, чтобы жить, и жить, чтобы работать; но меня никогда не манили и не манят карьерные дали. В этом смысле, моя нынешняя позиция близка к оптимальной -- она невысоко оплачивается, название ее громко звучит в основном в рамках маленькой станы Чехии, и конкуренция за нее невелика. Но мне на жизнь хватает, и условия для работы хороши.
Конечно, мечтающий опубликоваться в престижном журнале Икс не станет рвать с ним отношения из-за того, что с первой или второй попытки не получилось. Но я не мечтаю опубликоваться в журнале Икс. А вот стремление зарегистрировать протест против возмутительных безобразий того или иного рода всю жизнь было и остается для меня важной мотивацией. Не говоря уже о регистрации позиции, что моей целью не было опубликоваться в журнале Икс или Игрек, и не наличием или отсутствием таких публикаций моя математика меряется.
На самом деле, я еще около 2011 года решил для себя, что девять препринтов 2007-11 годов навсегда останутся самыми публикабельными моими работами. Попытки опубликовать то, что я считал лучшими из этих работ в самых престижных журналах, которые согласятся их принять, сформировали потолок, под которым я выбирал издания для публикации текстов последующих лет. А полученные в те годы отказы из редакций вызвали к жизни политику рецензионного бойкота.
Почему навсегда останутся? Потому, что эти девять препринтов основаны на результатах гораздо более раннего периода, примерно 1995-2002, т.е., в возрасте до 30 лет. Я считал, что математик обычно получает лучшие свои результаты в юности, во-первых. А во-вторых, с моим отталкиванием от модного и популярного, тематика моих работ будет становится все менее и менее престижной с годами, все более удаленной от мейнстрима.
В моих глазах, есть разница. Шахматы могут легитимно рассматриваться как спорт, и тогда честные победы в турнирах и чемпионатах становятся легитимными параметрами гамбургского счета. К наукам и искусствам это неприменимо. Даже если относиться к математике, как к спорту, высшими достижениями в ней будут доказательства трудных гипотез, а не престижные премии.
Мой папа мечтал не о звании д.ф.-м.н., а о доказательстве гипотезы Борсука. Гипотезу Борсука опровергли через несколько лет после его смерти. Я мечтал не о профессорской позиции, а о доказательстве рациональности рядов Гильберта кошулевых алгебр. Это была не какой-то знаменитости, а моя собственная гипотеза.
Конечно, я понимал профессию математика гораздо лучше моего папы. После нескольких лет безуспешных попыток, я сменил предмет мечтаний на другую задачу, потом на третью. Нет смысла тратить всю жизнь на попытки пробить головой стенку, которую суждено пробить кому-то другому совсем другими методами. Но общий принцип оставался неизменным. Меня интересовал гамбургский счет, а не карьерный.
Мне нужно есть, чтобы жить, и жить, чтобы работать; но меня никогда не манили и не манят карьерные дали. В этом смысле, моя нынешняя позиция близка к оптимальной -- она невысоко оплачивается, название ее громко звучит в основном в рамках маленькой станы Чехии, и конкуренция за нее невелика. Но мне на жизнь хватает, и условия для работы хороши.
Конечно, мечтающий опубликоваться в престижном журнале Икс не станет рвать с ним отношения из-за того, что с первой или второй попытки не получилось. Но я не мечтаю опубликоваться в журнале Икс. А вот стремление зарегистрировать протест против возмутительных безобразий того или иного рода всю жизнь было и остается для меня важной мотивацией. Не говоря уже о регистрации позиции, что моей целью не было опубликоваться в журнале Икс или Игрек, и не наличием или отсутствием таких публикаций моя математика меряется.
На самом деле, я еще около 2011 года решил для себя, что девять препринтов 2007-11 годов навсегда останутся самыми публикабельными моими работами. Попытки опубликовать то, что я считал лучшими из этих работ в самых престижных журналах, которые согласятся их принять, сформировали потолок, под которым я выбирал издания для публикации текстов последующих лет. А полученные в те годы отказы из редакций вызвали к жизни политику рецензионного бойкота.
Почему навсегда останутся? Потому, что эти девять препринтов основаны на результатах гораздо более раннего периода, примерно 1995-2002, т.е., в возрасте до 30 лет. Я считал, что математик обычно получает лучшие свои результаты в юности, во-первых. А во-вторых, с моим отталкиванием от модного и популярного, тематика моих работ будет становится все менее и менее престижной с годами, все более удаленной от мейнстрима.