Будущего нет
Mar. 19th, 2021 04:54 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
posic- Алло! -- Алло! -- Привет. Вместо голоса собеседника в трубке телефона-автомата короткие гудки. Кто-то нажал на рычаг, и этот кто-то -- не я. Передо мной парень младше меня и ниже ростом, но что толку...
1990 год, мне 17 лет, я студент третьего курса, езжу в университет в Москву, но живу за ее пределами. Город называется "Железнодорожный". ("Пусик живет в Железнодорожном. Это значит -- идет железная дорога, и там висит шлагбаум на доме Пусика." Так говорил Б.П. Гейдман, мой школьный учитель математики, когда я опаздывал на урок. На самом деле в Железнодорожном тогда жили 90 тысяч человек.)
Знаменитый в городе гастроном "Продукты номер 40" стоит чуть в глубине от проезжей части и тротуара на улице, ведущей от моего дома к железнодорожной станции. Телефон-автомат висит на стене у торца магазина. Я пришел по этой улице, чтобы позвонить другу-ровеснику-математику в Москву. Вероятно, это не первый телефон-автомат, который я навещаю этим вечером -- большая часть их всегда не работает, но никогда не угадаешь, какой именно сегодня вдруг починили.
Два парня, которых я обогнал на тротуаре чуть не дойдя до гастронома, обратили на меня внимание (я человек в городе известный) и поинтересовались моей национальностью. Я подтвердил им то, что они и так знали. Теперь один из этих парней, оказывается, свернул вслед за мной и нашел меня у телефона-автомата.
- Так ты, значит, еврей? -- Да.
Он будет бить меня кулаками по лицу, потом уйдет, тут же вернется, потребует мои наручные часы (электронные с квадратными цифрами на мониторе, маленькие и дешевые, чуть ли не женские), я откажусь их ему отдать, он продолжит избиение, повредит мне переносицу, потом все-таки уйдет.
***
Будущего нет. Меня может ждать впереди жизнь короткая, средняя или длинная, но знать об этом ничего нельзя хотя бы уже потому, что завтрашняя вечерняя прогулка к телефону-автомату может оказаться последней. В городе самый низкий по Московской области уровень телефонизации жилья -- правда это или городская легенда, но так у нас говорят. Покойный папа, любивший пошутить, говорил, что к 3000 году обещают нам поставить телефон. Из других разговоров давно сделан вывод, что убийство подростка в городе стало бы, конечно, событием заметным, но вряд ли особенно впечатляющим.
Будущего нет и по другим причинам. Невозможно предсказать, что гражданская война в Таджикистане откроет перед нашей семьей возможность переезда в Москву, что новый 1993 год мы уже будем встречать в маленькой и тесной, но все-таки квартире с телефоном. Невозможно предсказать, что в конце лета 1994 меня пригласят на три месяца визитором в Гарвард, я впервые в жизни приеду в США.
Невозможно предсказать, что летом 1999 я вернусь в Москву из Принстона и никогда уже больше не увижу Штатов, зато на привезенные из США деньги куплю себе отдельную от мамы квартиру в Москве. Невозможно предсказать, что в начале 2000 года мне предстоит еще одно и гораздо более серьезное избиение кулаками по лицу, с по-настоящему сломанным носом -- в ночном вагоне московского метро и на почве уже не еврейского вопроса, но чеченского.
Невозможно предсказать, что осень 1994 и 98-99 учебный год навсегда останутся пиком моей "академической карьеры", по крайней мере, в ее материальном измерении; а нижняя ее точка будет достигнута в 2004, когда у меня будет одна публикация за последние девять лет, 1996-2004.
***
В конце концов, будущего нет в самом главном смысле: невозможно предсказать ни научные результаты или их отсутствие, ни произведенный ими эффект или отсутствие такового. Невозможно предсказать, что весной 1999 я придумаю производные категории второго рода, но только весной 2009 смогу изложить их на бумаге.
Невозможно предсказать путинский режим, украинскую революцию, последующие события 2014 года и переезд в Прагу. Невозможно предсказать появление нового вируса ОРВИ и всемирную паническую реакцию на него.
***
На дворе март 2021 года; год идиотской, разрушительной паники мы уже прожили. По-прежнему невозможно предсказать, что постановит чешское правительство на следующей неделе. По-прежнему неизвестно, где и какой образ жизни я буду вести через месяц.
Если бы я писал сейчас кусками длинный препринт, я, наверно, стремился бы обновлять его версии раз в неделю. Год назад я обновлял их раз в десять дней -- две недели. Пусть десяток версий одной работы на Архиве -- работы, даже еще ни разу не подававшейся в редакцию -- производят дикое впечатление; зато последняя версия, которая достанется потомкам, будет чуть более полной.
***
Будущего никогда не было, нет и вряд ли будет. Сознательное планирование жизни было и остается невозможным. Важнейшие решения принимаются в последний момент по наитию. Любые попытки осознать и вербализовать собственные мотивы, по которым предпринимаются или предпринимались те или иные шаги, подразумевают постоянную интерпретацию и реинтерпретацию прошлого, делающую его еще более непредсказуемым, чем будущее.
Я прокладываю свой путь через весь этот хаос, стремясь делать важные и полезные вещи, оставаясь при этом самим собой. Так, чтобы сохранить приверженность идеалам юности моей.
1990 год, мне 17 лет, я студент третьего курса, езжу в университет в Москву, но живу за ее пределами. Город называется "Железнодорожный". ("Пусик живет в Железнодорожном. Это значит -- идет железная дорога, и там висит шлагбаум на доме Пусика." Так говорил Б.П. Гейдман, мой школьный учитель математики, когда я опаздывал на урок. На самом деле в Железнодорожном тогда жили 90 тысяч человек.)
Знаменитый в городе гастроном "Продукты номер 40" стоит чуть в глубине от проезжей части и тротуара на улице, ведущей от моего дома к железнодорожной станции. Телефон-автомат висит на стене у торца магазина. Я пришел по этой улице, чтобы позвонить другу-ровеснику-математику в Москву. Вероятно, это не первый телефон-автомат, который я навещаю этим вечером -- большая часть их всегда не работает, но никогда не угадаешь, какой именно сегодня вдруг починили.
Два парня, которых я обогнал на тротуаре чуть не дойдя до гастронома, обратили на меня внимание (я человек в городе известный) и поинтересовались моей национальностью. Я подтвердил им то, что они и так знали. Теперь один из этих парней, оказывается, свернул вслед за мной и нашел меня у телефона-автомата.
- Так ты, значит, еврей? -- Да.
Он будет бить меня кулаками по лицу, потом уйдет, тут же вернется, потребует мои наручные часы (электронные с квадратными цифрами на мониторе, маленькие и дешевые, чуть ли не женские), я откажусь их ему отдать, он продолжит избиение, повредит мне переносицу, потом все-таки уйдет.
***
Будущего нет. Меня может ждать впереди жизнь короткая, средняя или длинная, но знать об этом ничего нельзя хотя бы уже потому, что завтрашняя вечерняя прогулка к телефону-автомату может оказаться последней. В городе самый низкий по Московской области уровень телефонизации жилья -- правда это или городская легенда, но так у нас говорят. Покойный папа, любивший пошутить, говорил, что к 3000 году обещают нам поставить телефон. Из других разговоров давно сделан вывод, что убийство подростка в городе стало бы, конечно, событием заметным, но вряд ли особенно впечатляющим.
Будущего нет и по другим причинам. Невозможно предсказать, что гражданская война в Таджикистане откроет перед нашей семьей возможность переезда в Москву, что новый 1993 год мы уже будем встречать в маленькой и тесной, но все-таки квартире с телефоном. Невозможно предсказать, что в конце лета 1994 меня пригласят на три месяца визитором в Гарвард, я впервые в жизни приеду в США.
Невозможно предсказать, что летом 1999 я вернусь в Москву из Принстона и никогда уже больше не увижу Штатов, зато на привезенные из США деньги куплю себе отдельную от мамы квартиру в Москве. Невозможно предсказать, что в начале 2000 года мне предстоит еще одно и гораздо более серьезное избиение кулаками по лицу, с по-настоящему сломанным носом -- в ночном вагоне московского метро и на почве уже не еврейского вопроса, но чеченского.
Невозможно предсказать, что осень 1994 и 98-99 учебный год навсегда останутся пиком моей "академической карьеры", по крайней мере, в ее материальном измерении; а нижняя ее точка будет достигнута в 2004, когда у меня будет одна публикация за последние девять лет, 1996-2004.
***
В конце концов, будущего нет в самом главном смысле: невозможно предсказать ни научные результаты или их отсутствие, ни произведенный ими эффект или отсутствие такового. Невозможно предсказать, что весной 1999 я придумаю производные категории второго рода, но только весной 2009 смогу изложить их на бумаге.
Невозможно предсказать путинский режим, украинскую революцию, последующие события 2014 года и переезд в Прагу. Невозможно предсказать появление нового вируса ОРВИ и всемирную паническую реакцию на него.
***
На дворе март 2021 года; год идиотской, разрушительной паники мы уже прожили. По-прежнему невозможно предсказать, что постановит чешское правительство на следующей неделе. По-прежнему неизвестно, где и какой образ жизни я буду вести через месяц.
Если бы я писал сейчас кусками длинный препринт, я, наверно, стремился бы обновлять его версии раз в неделю. Год назад я обновлял их раз в десять дней -- две недели. Пусть десяток версий одной работы на Архиве -- работы, даже еще ни разу не подававшейся в редакцию -- производят дикое впечатление; зато последняя версия, которая достанется потомкам, будет чуть более полной.
***
Будущего никогда не было, нет и вряд ли будет. Сознательное планирование жизни было и остается невозможным. Важнейшие решения принимаются в последний момент по наитию. Любые попытки осознать и вербализовать собственные мотивы, по которым предпринимаются или предпринимались те или иные шаги, подразумевают постоянную интерпретацию и реинтерпретацию прошлого, делающую его еще более непредсказуемым, чем будущее.
Я прокладываю свой путь через весь этот хаос, стремясь делать важные и полезные вещи, оставаясь при этом самим собой. Так, чтобы сохранить приверженность идеалам юности моей.
