![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
posicВ начале 10-х годов в Москве дела мои приняли такой вид, что надеяться оставалось разве на чудо. Чудо подоспело в виде катастрофы "русской весны", открывшей выход в виде отъезда в эмиграцию. 17 марта 2014 мой самолет приземлился в Праге, 2 мая -- обратно в Москве, и уже 11 мая - в Бен-Гурионе. В промежутке между 2 и 11 мая я успел единственный раз в жизни съездить в Дубну, чтобы прочитать лекцию о мотивах и попрощаться со студентами (теми из них, кого удалось застать).
В Израиле обнаружилось, что шаткая конструкция моего статуса в академическом сообществе держится едва ли не на единственной опоре -- словосочетании "Ph.D. из Гарварда". Вернее сказать, обнаружилось это еще в Москве в конце 00-х, когда речь зашла о возможности пойти работать преподавателем на матфак ВШЭ. Но в Израиле эта картина стала особенно наглядной.
... Сам факт наличия у меня этой степени можно объяснить разве счастливой случайностью. Степень эта датирована осенью 1998 года, а обстановка в моей жизни в 97-98 годах была такова, что все могло повернуться как угодно. Защита первоначально планировалась весной 98, но к этому сроку я подготовить диссертацию не смог (хотя никаких материальных препятствий к тому не было, да и то, что стало в итоге текстом диссера, было в основном написано еще год назад). В июне я был арестован в Нью-Гемпшире за сопротивление аресту; в июле освободился из психушки в Массачусетсе, выиграв судебное слушание.
По содержанию своему, диссертация эта была, конечно, так себе. Мне было бы стыдно за нее, если бы я вообще воспринимал диссертации всерьез. Впоследствии я говорил своим студентам так: любая работа делается либо к сроку, либо по существу. Моя диссертация делалась к сроку. Следовательно, претензии по существу к ней предъявлять бессмысленно. В лучшем случае, можно сказать, что в ней был ряд верных новых утверждений плюс немного идеологически-философских (в математическом смысле) обобщений, а ошибок было мало. Это еще не то, чего я ожидал от своих работ, тем более об те годы.
Настоящее понимание центральной задачи, поднимавшейся в диссертации, было достигнуто только летом 2001 года. Статья вышла из печати в 2005. Она тоже не без недостатков, но в ней хотя бы есть это настоящее новое понимание по главному интересующему вопросу.
... Современная молодежь идет в аспирантуру, чтобы получить ученую степень, Ph.D. или там кандидатскую. Собственно, и в мои времена, наверно, большинство моих однокашников по гарвардской аспирантуре считали своей целью написать диссер и получить степень. Да и в любые другие времена тоже.
Что до меня, то главным образом я хотел просто пожить в Штатах. Расширить свой жизненный опыт.
Что я буду заниматься там математикой, это само собой разумелось. Где бы я ни находился, я собирался заниматься математикой. Что условия для занятий в Гарварде неплохи -- это был важный аспект. Библиотека со свободным доступом к книжным полкам! Ксерокопировальная машина в коридоре! Приятные нравы цивилизованной страны, в конце концов.
Научное общение, да. Но ученая степень? Какая ученая степень? Я буду всерьез думать про ученую степень?
... В мои годы на гарвардском математическом департаменте обретался странный человек, формально не имевший к этому заведению никакого отношения. Он просто приходил, когда хотел, и беседовал за жизнь с местными обитателями, в том числе и со мной. Мне запомнилось, в частности, как он говорил мне, что важнейшую свою работу я сделаю в возрасте до 30 (что, по-моему, оказалось верным предсказанием, в определенном смысле).
Еще как-то раз мы обсуждали мой английский, об те времена совсем слабый. Речь шла о том, что мне предстояло преподавать в роли ассистента на курсе. Я отвечал на его вопрос, что я думаю, что недостаточность английского будет мне мешать, но это не будет главной проблемой. Он возражал: мол, I disagree. Недостаточность английского не будет проблемой вообще.
Но больше всего мне понравилось, как он говорил про руссских аспирантов в Гарварде (то ли вообще в ведущих американских университетах того времени). Я, говорил он, называю вас fake graduate students. На самом деле вы взрослые, уже сформировавшиеся математики. А приезжаете сюда числиться аспирантами, потому что стипендия американского аспиранта по вашим русским меркам хорошие деньги.
... Аспирантская стипендия была вполне приемлема, это точно. Но совершенно шикарна была та стипендия, что мне заплатили как приглашенному на три месяца Visiting Scholar'у за год до того, как я приехал в аспирантуру. Я остерегался шока эмиграции и не хотел сразу приезжать в Америку на несколько лет -- хотел, чтобы меня сначала пригласили на срок покороче.
Ждал этого пару лет в Москве после окончания МГУ, в промежуточном статусе "аспиранта Независимого университета", и дождался. Собственно, у меня не было потребности иметь даже и промежуточный статус -- но взрослые люди очень разумно уговорили меня поступить в аспирантуру НМУ.
... Как на многих кухнях в домах образованных людей, в родительском доме в Подмосковье, где я рос, на кухне за едой обсуждались сплетни. Упоминался и наш родственник Имярек, человек талантливый, но не вполне реализовавшийся. Говорилось, что он не защитил диссертацию, потому что слишком много отвлекался. Вместо, чтоб заняться диссертацией, шел в театр или на концерт.
В моих глазах как ребенка, выбор был очевиден. Диссертация -- скукотища. Бессмысленный бюрократический маразм, бумажка с печатью. Конечно, театр гораздо интереснее! Что может быть естественнее, чем сбежать от диссертации в театр? Вот человек со вкусом к жизни -- даже прокрастинировать перед неприятной задачей умеет так, чтобы получать удовольствие (не то, что я).
Самого меня было ни в театр, ни на концерт силком не вытащить, сколько мама ни старалась -- бросила это дело. А повозиться с задачкой или почитать математическую книжку -- это лучшее из занятий. Но я не писал и не собирался писать по доброй воле, Боже упаси, никаких "диссертаций". Я писал записки ручкой по бумажке.
Много лет спустя до меня вдруг дошло, что имели в виду мои родители, обсуждавшие Имярека. Он не сделал ничего важного в своей науке, потому что ленился. Вместо того, чтобы работать, ходил по театрам и концертам.
"Писать диссертацию" означало для моих родителей заниматься наукой. Человек, занимающийся наукой, он сначала пишет кандидатскую диссертацию, а потом он пишет докторскую.
Для меня заниматься наукой означало лежать на диване с ручкой и бумажкой. Ну, или за столом, да. Только не так, чтобы тупить в чистый лист или спать над безнадежной формулой, а так, чтобы увлеченно размышлять, пробовать и писать чего-то новое и неожиданное.
А слово "диссертация" для меня означало казенную бумагу с печатью. В одном ряду со свидетельством о рождении, паспортом, школьным аттестатом, университетским дипломом, свидетельством о браке и штампом о прописке.
В Израиле обнаружилось, что шаткая конструкция моего статуса в академическом сообществе держится едва ли не на единственной опоре -- словосочетании "Ph.D. из Гарварда". Вернее сказать, обнаружилось это еще в Москве в конце 00-х, когда речь зашла о возможности пойти работать преподавателем на матфак ВШЭ. Но в Израиле эта картина стала особенно наглядной.
... Сам факт наличия у меня этой степени можно объяснить разве счастливой случайностью. Степень эта датирована осенью 1998 года, а обстановка в моей жизни в 97-98 годах была такова, что все могло повернуться как угодно. Защита первоначально планировалась весной 98, но к этому сроку я подготовить диссертацию не смог (хотя никаких материальных препятствий к тому не было, да и то, что стало в итоге текстом диссера, было в основном написано еще год назад). В июне я был арестован в Нью-Гемпшире за сопротивление аресту; в июле освободился из психушки в Массачусетсе, выиграв судебное слушание.
По содержанию своему, диссертация эта была, конечно, так себе. Мне было бы стыдно за нее, если бы я вообще воспринимал диссертации всерьез. Впоследствии я говорил своим студентам так: любая работа делается либо к сроку, либо по существу. Моя диссертация делалась к сроку. Следовательно, претензии по существу к ней предъявлять бессмысленно. В лучшем случае, можно сказать, что в ней был ряд верных новых утверждений плюс немного идеологически-философских (в математическом смысле) обобщений, а ошибок было мало. Это еще не то, чего я ожидал от своих работ, тем более об те годы.
Настоящее понимание центральной задачи, поднимавшейся в диссертации, было достигнуто только летом 2001 года. Статья вышла из печати в 2005. Она тоже не без недостатков, но в ней хотя бы есть это настоящее новое понимание по главному интересующему вопросу.
... Современная молодежь идет в аспирантуру, чтобы получить ученую степень, Ph.D. или там кандидатскую. Собственно, и в мои времена, наверно, большинство моих однокашников по гарвардской аспирантуре считали своей целью написать диссер и получить степень. Да и в любые другие времена тоже.
Что до меня, то главным образом я хотел просто пожить в Штатах. Расширить свой жизненный опыт.
Что я буду заниматься там математикой, это само собой разумелось. Где бы я ни находился, я собирался заниматься математикой. Что условия для занятий в Гарварде неплохи -- это был важный аспект. Библиотека со свободным доступом к книжным полкам! Ксерокопировальная машина в коридоре! Приятные нравы цивилизованной страны, в конце концов.
Научное общение, да. Но ученая степень? Какая ученая степень? Я буду всерьез думать про ученую степень?
... В мои годы на гарвардском математическом департаменте обретался странный человек, формально не имевший к этому заведению никакого отношения. Он просто приходил, когда хотел, и беседовал за жизнь с местными обитателями, в том числе и со мной. Мне запомнилось, в частности, как он говорил мне, что важнейшую свою работу я сделаю в возрасте до 30 (что, по-моему, оказалось верным предсказанием, в определенном смысле).
Еще как-то раз мы обсуждали мой английский, об те времена совсем слабый. Речь шла о том, что мне предстояло преподавать в роли ассистента на курсе. Я отвечал на его вопрос, что я думаю, что недостаточность английского будет мне мешать, но это не будет главной проблемой. Он возражал: мол, I disagree. Недостаточность английского не будет проблемой вообще.
Но больше всего мне понравилось, как он говорил про руссских аспирантов в Гарварде (то ли вообще в ведущих американских университетах того времени). Я, говорил он, называю вас fake graduate students. На самом деле вы взрослые, уже сформировавшиеся математики. А приезжаете сюда числиться аспирантами, потому что стипендия американского аспиранта по вашим русским меркам хорошие деньги.
... Аспирантская стипендия была вполне приемлема, это точно. Но совершенно шикарна была та стипендия, что мне заплатили как приглашенному на три месяца Visiting Scholar'у за год до того, как я приехал в аспирантуру. Я остерегался шока эмиграции и не хотел сразу приезжать в Америку на несколько лет -- хотел, чтобы меня сначала пригласили на срок покороче.
Ждал этого пару лет в Москве после окончания МГУ, в промежуточном статусе "аспиранта Независимого университета", и дождался. Собственно, у меня не было потребности иметь даже и промежуточный статус -- но взрослые люди очень разумно уговорили меня поступить в аспирантуру НМУ.
... Как на многих кухнях в домах образованных людей, в родительском доме в Подмосковье, где я рос, на кухне за едой обсуждались сплетни. Упоминался и наш родственник Имярек, человек талантливый, но не вполне реализовавшийся. Говорилось, что он не защитил диссертацию, потому что слишком много отвлекался. Вместо, чтоб заняться диссертацией, шел в театр или на концерт.
В моих глазах как ребенка, выбор был очевиден. Диссертация -- скукотища. Бессмысленный бюрократический маразм, бумажка с печатью. Конечно, театр гораздо интереснее! Что может быть естественнее, чем сбежать от диссертации в театр? Вот человек со вкусом к жизни -- даже прокрастинировать перед неприятной задачей умеет так, чтобы получать удовольствие (не то, что я).
Самого меня было ни в театр, ни на концерт силком не вытащить, сколько мама ни старалась -- бросила это дело. А повозиться с задачкой или почитать математическую книжку -- это лучшее из занятий. Но я не писал и не собирался писать по доброй воле, Боже упаси, никаких "диссертаций". Я писал записки ручкой по бумажке.
Много лет спустя до меня вдруг дошло, что имели в виду мои родители, обсуждавшие Имярека. Он не сделал ничего важного в своей науке, потому что ленился. Вместо того, чтобы работать, ходил по театрам и концертам.
"Писать диссертацию" означало для моих родителей заниматься наукой. Человек, занимающийся наукой, он сначала пишет кандидатскую диссертацию, а потом он пишет докторскую.
Для меня заниматься наукой означало лежать на диване с ручкой и бумажкой. Ну, или за столом, да. Только не так, чтобы тупить в чистый лист или спать над безнадежной формулой, а так, чтобы увлеченно размышлять, пробовать и писать чего-то новое и неожиданное.
А слово "диссертация" для меня означало казенную бумагу с печатью. В одном ряду со свидетельством о рождении, паспортом, школьным аттестатом, университетским дипломом, свидетельством о браке и штампом о прописке.
