Г.-К. Честертон. "Сердитая улица"

https://unotices.com/book.php?id=93552&page=58

Он долго молчал, потом промолвил:

— Как вы считаете, что это?

— Конечно, Бамптон-стрит, — отвечал я. — Она идет к метро «Олдгейт».

— Да, — серьезно кивнул он. — Иногда она идет туда. Но сейчас она идет в небо.

— В небо? — спросил я. — Зачем?

— За правдой, — ответил он. — Должно быть, вы ее обидели. Запомните, никто не может терпеть двух вещей сразу: чтобы тебя и утомляли, и не замечали. К примеру, вы можете утомлять женщин — кто не заставлял их слишком много трудиться? Но если вы перестанете их замечать, я вам не завидую. Вы можете не замечать бродяг, цыган, изгоев, но не заставляйте их работать. Ни зверь, ни собака, ни лошадь не вынесут, чтобы их заставляли работать больше, чем нужно, а замечали — меньше. Так и улицы. Вы утомили эту улицу до смерти, но вы и не помнили о ней. Если бы в вашей стране была здоровая демократия, здесь висели бы гирлянды, а на табличке красовалось бы имя божества. Тогда улица вела бы себя тихо. А так она устала от вашей неустанной наглости. Она брыкается, вскидывает голову к небу. Вы никогда не сидели на взбунтовавшемся коне?

Я посмотрел на серую улицу, и она показалась мне на мгновение серой конской шеей, вытянутой к небесам. Но разум вернулся ко мне, и я сказал:

— Какая чушь! Улицы идут туда, куда им положено.

— Почему вы так думаете? — спросил он, не двигаясь с места.

— Потому что я это видел, — ответил я в праведном гневе. — День за днем, год за годом она шла к станции «Олдгейт». День за днем...

Я остановился, ибо он вскинул голову, как мятежная улица.

— А она?! — вскричал он. — Как по-вашему, что думает она о вас? Считает она вас живым? Да и живой ли вы?..

***

The Angry Street, by G. K. Chesterton

http://www.gkc.org.uk/gkc/books/The_Angry_Street.html

After a long silence he said, 'What do you say it is?'

'It is Bumpton Street, of course,' I snapped. 'It goes to Oldgate Station.'

'Yes,' he admitted gravely, 'it goes there sometimes. Just now, however, it is going to heaven.'

'To heaven?' I said, 'Why?'

'It is going to heaven for justice,' he replied. 'You must have treated it badly. Remember always there is one thing that cannot be endured by anybody or anything. That one unendurable thing is to be overworked and also neglected. For instance, you can overwork women -- everybody does. But you can't neglect women -- I defy you to. At the same time, you can neglect tramps and gipsies and all the apparent refuse of the State, so long as you do not overwork them.

'But no beast of the field, no horse, no dog can endure long to be asked to do more than his work and yet have less than his honour.

'It is the same with streets. You have worked this street to death, and yet you have never remembered its existence. If you had owned a healthy democracy, even of pagans, they would have hung this street with garlands and given it the name of a god. Then it would have gone quietly. But at last the street has grown tired of your tireless insolence; and it is bucking and rearing its head to heaven. Have you never sat on a bucking horse?'

I looked at the long grey street, and for a moment it seemed to me to be exactly like the long grey neck of a horse flung up to heaven. But in a moment my sanity returned, and I said, 'But this is all nonsense. Streets go to the place they have to go to. A street must always go to its end.'

'Why do you think so of a street?' he asked, standing very still.

'Because I have always seen it do the same thing,' I replied, in reasonable anger. 'Day after day, year after year, it has always gone to Oldgate Station; day after...'

I stopped, for he had flung up his head with the fury of the road in revolt.

'And you?' he cried terribly. 'What do you think the road thinks of you? Does the road think you are alive? Are you alive? Day after day, year after year, you have gone to Oldgate Station...'

К предыдущему

Если в 1986-93 годах в Москве главной моей проблемой была невозможность, под страхом смерти (призыва в армию), отказаться писать школьные сочинения и сдавать университетские экзамены, то к концу 00-х и в начале 2010-х годов таковой стала комбинация, подобная описанной в цитате, приведенной в предыдущем постинге.

Вернее сказать, не то, чтобы меня не замечали -- я человек заметный, не заметить меня трудно. Игнорировались мои интересы, предпочтения, переживания, ценности и верования. Некоторые из занимавших позицию такого игнорирования контрагентов были даже, по видимости, заинтересованы в перспективах сотрудничества (заведомо обреченных и невозможных, разумеется, на подобных условиях). Другим я был просто не нужен или, может быть, чем-то мешал.

Характерной формой пренебрежительного отношения были непрошенные попытки учить меня жить, обычно в хамской и оскорбительной манере. Не то, чтобы я не сталкивался с такими попытками в Москве начала 90-х, конечно -- но тогда у меня были в жизни проблемы похуже. В 2011-14 годах в Москве комбинация переутомления и пренебрежительного отношения стала основным постоянным источником моего дискомфорта.

По состоянию на нынешний момент похоже, что эмиграция решила эту проблему (хотя и не сразу). Сейчас я тоже иногда устаю, конечно -- но все же намного меньше, чем в последние годы в Москве. При этом мне, может быть, иной раз и одиноко -- но хамить мне, в общем, перестали. Это важно для меня, и воспринимается как очень существенное улучшение.

Одна из причин, видимо, в том, что бессмысленность попыток учить меня жить теперь уже стала достаточно наглядной. Может быть, мой способ жить и имеет важные недостатки (чей способ жить их не имеет?), но плоды его вполне заметны и осязаемы (чего о многих других способах жить не скажешь). Плодов непрошенных попыток учить меня жить, с другой стороны, никто никогда не видел. Кроме чисто негативных -- безвозвратно упущенных возможностей для сотрудничества, публичных скандалов и прерванных отношений.